Жюльетт Бинош. Любовь есть величайшее чудо

Успех в жизни принято измерять грандиозными достижениями. И в этом смысле Жюльетт Бинош успешна как никто другой. Она состоялась как актриса не только в родной Франции, но и в недружелюбном к чужеземцам Голливуде, является лицом марки Lancome и регулярно входит в топы самых сексуальных звезд в истории кино. Ее откровения — в эксклюзивном интервью. Жюльетт Бинош, самую высокооплачиваемую французскую актрису, обладательницу «Оскара» и мировую знаменитость, когда-то, во времена ее юности, не хотел снимать ни один режиссер.



Пару раз позвали на «кушать подано», раз эдак двадцать не утвердили на главную роль и чуть ли не выгнали со съемочной площадки. А Жан-Люк Годар даже как-то раз обхамил. Пигмалионом для нее стал Андре Тешине, дока по части розыска актерских талантов. Именно он разглядел в Бинош и талант, и чувственность, и незаурядность... И своего рода перфекционизм — Жюльетт известна своим дотошным, фанатичным отношением к работе. В общем, то, что сегодня уже не только не обсуждается, а стало, как нынче принято выражаться, брендом, первым разгадал именно Тешине. Удивительное дело: Бинош почти никогда не повторяется и никогда не играет вполсилы — как это делают, скажем, даже самые высокооплачиваемые и востребованные голливудские актрисы. Мадам Бинош не только не вписывается ни в одно из амплуа (она не «вамп», не «травести» и не «свой парень», но в то же время может быть и тем, и другим, и третьим), но и в каноны голливудской красоты: холодная длинноногая блондинка с ослепительной улыбкой до ушей. У Бинош тип красоты старомодный. Родись она лет на сто раньше, ее непременно заметил бы, к примеру, Ренуар, ибо андрогином ее точно не назовешь: Бинош скорее воплощает собою торжество женственности. Плюс, конечно, талант. Гибкий, разнообразный, органичный... С той неуловимой ноткой чисто галльской обворожительности (хоть Бинош по национальности не француженка), что почти ушла в небытие в нашем унифицированном мире.
Вы производите впечатление человека, открытого окружающему миру...
На мой взгляд, западный способ жизни весьма рационален: мы слишком направлены на результат, на получение... не то чтобы выгоды, но каких-то достижений. Я называю это такой, знаете ли, «горизонтальной жизнью», где нет места вертикали, стремлению вверх, к чему-то высшему, трансцендентному. Задача в том, чтобы сочетать горизонталь и вертикаль, ни в коем случае не забывая именно о вертикали. Это как бы невидимая часть нашей жизни, но очень существенная, без которой такому духовному существу, как человек, просто не обойтись. Иногда у меня эта необходимость жить поверх всего бытового, сиюминутного очень отчетливо проявляется... Особенно вечерами. Перед тем как погрузиться в сон, я чувствую себя как бы пне времени. Мне словно необходимо встретить завтрашний день во всеоружии, в разнообразии водоворота событий. И в то же время, хочется противопоставить себя этому водовороту.
Означает ли это, что вы готовы радоваться даже мелочам?
Ну разумеется. Смотришь на ветки деревьев, колышущиеся от дуновения ветра, на то, как медленно кружится лист, опадая с дерева... Это и есть моменты счастья.
У актеров, наверное, все идет в копилку подсознания, фиксируется. В этом смысле актеры, видимо, не совсем бескорыстны?
Скорее, мы обязаны быть внимательными и всегда готовыми к поиску. Необходимо помнить, что всякий раз нужно продемонстрировать миру что-то новое, не повторяясь. Когда берешься за роль, нужно быть начеку. Это чем-то сродни врачеванию — только не тела, а души. Мы, актеры, как доктора: всегда стремимся воздействовать па людей. На суровых — чтобы они смягчились, на тех, кто живет безоглядно, — чтобы начали задумываться, и, наконец, неплохо бы развеселить замкнутых... В общем, все время будоражить публику, старался оказать положительное влияние.
У вас грандиозный послужной список. А какая роль вам ближе всего?
В фильме «Три цвета: синий» режиссера Кшиштофа Кесытевского. Я играла женщину, потерявшую мужа и ребенка в автокатастрофе. С моей героини как будто бы сняли кожу, сломали жизненный стержень: ей трудно было продолжать жить, дышать. Ей казалось, что душа ее мертва, но она еще не знала, что возрождение неизбежно. И я во многом ее понимала... Ну а самым красивым был фильм «Невыносимая легкость бытия». Он снимался по роману знаменитого чеха Милана Кундеры. Берясь за роль, я ничего не знала ни о чехах, ни об их стране, тогда еще Чехословакии. Приходилось полностью доверять своей чешской помощнице, смотреть ее глазами. Это еще было до того, как рухнула Берлинская стена. Съемки проходили в Бургундии, рядом с Дижоном, городом, знаменитым своей горчицей. Каждое утро мы с Дэниелом Дэй-Льюисом садились на велосипеды и колесили по окрестностям. Там, вблизи Дижона, совершенно потрясающая природа, первозданной, какой-то шемящей красоты. Настолько невероятная, что у нас с Дэниелом было ощущение, будто все это не наяву — как будто находишься внутри японской гравюры. Вроде бы эти ощущения не должны иметь прямого отношения к фильму, но как раз они и помогли мне проникнуть в роль. Интересно, что спустя несколько лет я поехала в Прагу, заранее влюбленная в нее: ужасно хотелось посмотреть на места, откуда родом моя героиня. Но, увы... Я не нашла того, что себе вообразила, и была ужасно разочарована. Правда, чуть позже, когда мне вновь пришлось поехать туда на фотосессию, город показался мне гораздо приятнее и гостеприимнее.
Кого еще, кроме Кесьлевского, вы могли бы назвать интересным режиссером?
Я всегда восхищалась теми творцами, кто упрямо идет против ветра. И в этом смысле Годар — прекрасный пример. Он продолжает снимать, даже если не получается. Да и с Лео Караксом не заскучаешь: съемки «Любовников с Нового моста» длились два с половиной года. И это было тяжелейшее испытание.
Почему так долго?
Лео хотелось нарушить все каноны и вместо обычных быстрых съемок вжиться в судьбы своих персонажей, повторить их путь. Он вообще большой оригинал, человек необычный. Не из тех, кто боится отойти от канонов. Но это непросто, особенно для актеров. Я исполняла роль бродяжки Мишель. И мы работали ночи напролет — носились по Парижу, снимали и на улице, и в метро, в условиях, максимально приближенных к нолевым. Лично мне пришлось преодолеть себя, превозмочь свои физические возможности — я прыгала с поезда, который двигался со скоростью 30 км в час, гоняла на водных лыжах по Сене. И все, чтобы добиться большего реализма, чтобы роль получилась! Это все непросто, опасно и страшно, и в то же время это ни с чем не сравнимое счастье... Первая часть фильма, где действие происходит среди бродяг, почти документальна, и мне нужно было полностью проникнуться атмосферой жизни клошаров. Я буквально жила под мостом и прыгала в холодную реку. Брр... Чувство не самое приятное — усталость была запредельной, плюс я все время мерзла. Но, хотя мы вышли из этого марафона совершенно разбитыми, опустошенными морально и физически, фильм получился великолепным.
А что бы вы могли сказать об «Английском пациенте»? Приступая к роли, вы знали, что фильм ждет оглушительный успех?
Не было никакой причины думать, что «Английский пациент» будет удачным. Он — особый случай. И не только потому, что я получила за него премию «Оскар». Кстати, когда меня наградили, была даже несколько удивлена: казалось, что я выиграла свой счастливый билет чуть ли не случайно. И только гораздо позже пришло понимание, что я все-таки сделала очень многое для роли. Зато потом, после американского успеха, я почему-то остро ощутила свою связь с Францией, почувствовала себя француженкой. Мне хотелось сниматься только у французских режиссеров. Причем не просто сниматься, а буквально вгрызаться в роль, доводить ее до блеска, до совершенства: именно к этому периоду перфекционизма относятся роли Жорж Сапд в «Детях века», участие в картине Андре Тешине «Алиса и Мартин» и в других проектах. Правда, сейчас у меня совершенно иное ощущение: прошло опьянение от успехов, стремление «взять» роль, как быка за рога. Теперь я меньше углубляюсь в своих персонажей — наоборот, позволяю им самим войти в меня. Не подстраиваюсь под них, а даю свободно слиться с моей натурой.
Как вам это удается? То есть «защититься» от персонажа, сохранив одновременно и свое истинное лицо, и лицо героя?
А я, знаете ли, не берусь за глобальные вещи — осмыслить все в целом, дойти до самой сути. По крайней мере, теперь, после изматывающего опыта с Караксом. Отдаться роли безраздельно — это еще не значит потерять себя также безраздельно. Это приходит с опытом.
На экраны вышел новый фильм Седрика Клапиша «Париж» с вашим участием. Вы давно знаете этого режиссера?
С Клапишем я познакомилась на съемках у Каракса. Правда, это были не «Любовники», а «Дурная кровь». Тогда Седрик работал электриком. Я помню, как мы вместе пускали бумажные самолетики. Эти детские забавы нас очень сблизили. И когда Седрик предложил поучаствовать в его проекте, я была поражена, так как не думала, что он помнит обо мне.
Вам не кажется, что эта роль списана с вас и что вы очень похожи на героиню?
Каждый раз, когда читаешь сценарий, который тебе нравится, появляется чувство, что он написан для тебя и о тебе. В случае с «Парижем» Седрик действительно писал для актеров, с которыми хотел сотрудничать, и мы с ним часто беседовали о моем персонаже. Это я предложила ему профессию моей героини — сотрудница социальной службы. Седрику понравилось, и он включил се в сценарий. Для того чтобы сыграть эту роль, мне пришлось пройти небольшую стажировку, я какое-то время работала в социальной службе. Проникалась, так сказать, проблемами моей Элизы, матери-одиночки с тремя детьми на руках. Фильм, естественно, снимался в Париже. Весь — на натуре, в реальных декорациях этого потрясающего города. Теперь, когда я брожу по парижским улицам, часто вспоминаю съемки. Любой указатель, поворот улицы вновь и вновь открывает для меня мой любимый город. Париж вообще родной для меня. Каждая улица — символ какой-то эпохи. В 19 лет мне пришлось сменить жилье 11 раз за год. У меня была жизнь, подобная той, что потом воплотилась в фильме. Я до сих пор благодарна своему первому возлюбленному, оплатившему мои театральные занятия и купившему мне вещи, чтобы пережить зиму и бегать по кастингам.
Какой город, помимо Парижа, вам особенно близок?
Лондон. Он очень позитивный и артистичный. Когда я приезжаю туда, обязательно иду в Гайд-парк, сажусь на траву и смотрю на небо. Стоит мне опуститься на его траву, как душа наполняется радостью. Люблю я и Нью-Йорк. Город, в котором я могла бы жить, если бы пришлось уехать за границу. Кстати, самым запоминающимся фактом было то, что именно в Нью-Йорке моя дочь начала ходить. А потом я осталась там на шесть месяцев, чтобы играть в пьесе Гарольда Пинтера... С тех пор Нью-Йорк прочно связан в воспоминаниях с дочкой — ибо работа работой, но ведь всегда хочется, чтобы детям было удобно, чтобы они были счастливы...
Любовь к детям и любовь к мужчине — насколько разнятся эти понятия ?
Думаю, что любовь есть величайшее чудо... Но ведь чудеса возможны, не так ли? Мне кажется, достаточно просто в них верить. Я завидую тем, кто может долго любить, кто может найти равновесие. Кто может соизмерять чувства, умея сохранить их в повседневной, рутинной жизни. Это, собственно, и есть зрелость — когда на смену романтике приходит нечто подобное космической связи. Любовь — это мир терпения и самоотдачи.
Что в мировом кинематографе поразило вас впервые? Кто произвел оглушающее впечатление?
Чарли Чаплин. Меня завораживала его игра. В детстве я обожала смотреть его фильмы. Многое, что называется, мотала на ус и потом применяла, чтобы сделать роль яркой, добавить в нее юмора.
Примечательно, что вы вспомнили Чаплина, а не французского режиссера. Интересно и то, что вы считаетесь эталонной француженкой, не являясь, если не ошибаюсь, ею по происхождению?
Моя мама — полячка, но у нее есть и фламандские корни. У отца родители из Бразилии, а сам он долго жил в Марокко. Так что в моей крови многое намешано. И несмотря на то, что меня называют «эталонной француженкой», я в каком-то смысле гражданин мира: мне нравится путешествовать, я даже выучила английский, чтобы легче было передвигаться по миру. Кстати, говорю на нем настолько свободно, что в Голливуде меня практически не дублируют. Прелесть моей работы в том, что она дает возможность много путешествовать и встречаться с массой интересных людей.
Что для вас является показателем красоты?
Искренность и правдивость во взгляде.
Нужна ли эстетическая хирургия актерам?
Лицо — географическая карта, позволяющая читать мысли чувства, ощущения. Вы можете себе представить Рембрандта с подтянутым лицом? чЭто было бы оскорблением. Также и лицо актера. Оно — карта его жизни. Но я отнюдь не против эстетической хирургии. И потом, выбор всегда за женщиной. Нелегко осознавать, что годы проходят, проходит твоя красота, и нужно набраться смелости, чтобы встретить старость. Не каждому это по плечу. Есть женщины, которые ло поры до времени закрывают на это глаза, а когда осознают что им не 20 лет, а 50, — это как удар под дых. Скажите мне сейчас, что нужно сыграть роль 20-летней девчонки, и я не обрадуюсь. В этой роли не будет естественности.
Съемки для журнала Playboy были реализацией вашей мечты?
Я себя чувствую стопроцентной женщиной: могу быть сексуальной, раскрепощенной, а могу быть резкой и недоступной. Я не боюсь переходов от одного к другому. Фотосессия для журнала Playboy была своего рода испытанием. Мне хотелось показать свое тело в журнале. И потом, фотографии были сделаны британцем Ранкином, мастером сочетать сексуальность и юмор, и француженкой Марианной Розентьель.
Вы являетесь лицом марки Lancome. Это приятный сюрприз для всех нас!
И для меня тоже. Могу с гордостью сказать, что в моем возрасте Изабелла Рос-селлини уже ушла «на пенсию», а меня вот только пригласили. Должна сказать, что возраст женщины как бы сдвинулся. Если в XIX веке женщина после сорока лет не котировалась, то сегодня совсем другая ситуация. Да, мне 44 года, и могу с уверенностью сказать, что мне нравится мой возраст. Нравится быть мамой больших детей, нравится играть роли зрелых женщин. Я открываю себя в новом качестве!
Какие у вас творческие планы?
Готовлю балетный спектакль с Акрамом Ханом и в тоже время, если удастся, хочу организовать свою выставку живописных работ. А следующие съемки будут проходить в Италии с Сэми Фреем. Для меня это приятная встреча. Мы не виделись с ним с 1985 года. Он меня называл бульдозером... (Смеется.)
?!
Это было давно - я тогда, наверное, и вправду была как бульдозер. Ты себя не видишь и не знаешь, какое впечатление производишь на людей. «На экране? В жизни?» — переспросила я. И тогда он напомнил о съемках фильма «Семейная жизнь». Он был настолько поражен моим напором, что к концу не мог понять, что ему говорит режиссер. Дело в том, что тогда я уже не могла отделить себя от роли, играя собственную жизнь. У меня не было к тому времени родителей, которые могли бы побеспокоиться о моем будущем. Поэтому я играла с таким чувством, как будто на кон была поставлена моя жизнь. Или я все потеряю, или добьюсь своего. Если бы мне эта роль не удалась, моя судьба актрисы не состоялась бы. Я все время лезла из кожи, как будто бы сражалась. Как видите, сражение я таки выиграла...

Дата размещения: 9-11-2019, 15:07